"В России тоже есть свои фавелы, в них заправляют люди, которых мы называем гопниками"

На часах было 5 утра, но возле каждого бара стояли толпы людей, иногда занимавшие и половину проезжей части. Этот город никогда не ложится спать, он наслаждается бессонницей.

Я прилетел в день открытия чемпионата. После двадцатичасового перелета нужно было хорошенько выспаться, но уже часов в 9 утра меня разбудили громкие звуки дудок и сигналов машин, летевшие с разных сторон в своей нестройной, но не прекращающейся ни на секунду какофонии.

Я выбрался на улицу, и город обрушился на меня всей своей громоздкой массой - запахами, пестротой и безумным ритмом.

Сан-Паулу трудно подобрать сравнение. Наверное, он должен быть похож на Нью-Йорк 20-30-х годов: бетонные небоскребы, кварталы бедняков, зловоние задних дворов и ароматы дорогих магазинов с зеркальными витринам на широченных проспектах, шик и нищета… И только высокие пальмы и редкие старые дома, сохранившиеся с колониальных времен, напоминают, что ты в Южной Америке.

Дорогу к центру можно было не искать. Разрозненные звуки - дудки, кричалки, оры на самых разных языках и вопли какого-то невыразимого счастья - все это волнами стекалось в одну точку, как в воронку, чтобы там превратиться в один стройный мощный гул. Весь город шел к площади, на которой установили огромный экран, чтобы посмотреть первую игру чемпионата мира по футболу. Квартал за кварталом этот гул нарастал, и порой казалось, что если остановиться, то волны этой энергии сами понесут тебя к своему источнику.

Центр мира был там, на той площади с огромным экраном. Если и есть у этой планеты двигатель, приводящий ее в движение, то я слышал работу его маховиков.

Шли все… Шли нищие, покрытые коростой; шли молодые бразильянки, чьи зады были в разы шире плеч; шли семьи с маленькими детьми; шли голые по пояс подростки из предместий с каменными прессами и колючими взглядами. Шли черные и белые, красные и желтые… Шли бразильцы, мексиканцы, ивуарийцы, венесуэльцы, колумбийцы, японцы, русские, боснийцы… Шел весь мир, чтобы открыть первый день этого месячного праздника, безудержного веселья, отмены всех законов и норм приличия. Карнавала в его первобытном виде.

У входа на площадь образовалась давка. Под ногами сновали нищие. У них в этот день была своя важная социальная и санитарная функция - они, перекинув через плечи огромные черные пакеты для мусора, подбирали каждую жестяную, пластиковую и стеклянную бутылку или банку из-под пива и воды.

Собирательством и в эпоху машины Tesla можно прокормиться, особенно если окружающие страдают алкоголизмом.

За полчаса до игры с площади уже вынесли двух женщин, потерявших сознание, но народ продолжал напирать. Толпа внесла меня на площадь. До экрана было метров двести, но протиснуться ближе было невозможно, сделать шаг в любую из сторон - тоже. Я попробовал обернуться, но уперся лбом в живот огромного чернокожего детины. Он глянул на меня сверху вниз и улыбнулся широченной белоснежной улыбкой. Стоявшие рядом с ним друзья - пацаны из предместий - забивали косяк. Они были не одиноки. Скоро над всей площадью поплыл сладковатый запах шмали.

Когда Неймар сравнял счет, вся площадь подпрыгнула одновременно. Я и не думал скакать, но два тела, сжимавших меня справа и слева, прыгнули и подняли в воздух и меня. Полетели вверх стаканы, проливая над головами пивной дождь. Чернокожий детина, наминавший пузом мои щеки, взахлеб разревелся от счастья. Кажется, он обменял бы свой билет в рай на этот гол.

Во время перерыва я продрался сквозь толпу и зашел в ближайший бар, чтобы, наконец, посмотреть футбол. Но безумие в этот день охватило каждый клочок Сан-Паулу. Стоило мне подойти к барной стойке, как местный протянул мне стакан с пивом. Не поздоровавшись, не спросив, как зовут, и, пожалуй, даже не глянув в мою сторону. Его рука сработала автоматически - на приближение тела. Когда бразильцы забили третий гол, он обнимал меня и кричал на весь бар, что я - лучший гринго в этом городе.

Сидевшие на полу прямо под барной стойкой эквадорцы пытались ущипнуть за зад каждую проходившую мимо бразильянку. Пивший с ними то ли колумбиец, то ли венесуэлец изо всех сил дунул в дудку на ухо пожилому официанту. Тот отмахнулся пустым подносом, но попал по макушке нигерийца, нигериец отпрянул, но задел стакан сидевших на полу эквадорцев, стакан упал и залил пол вокруг. И я подумал, что неплохо бы этому футболу на сегодня уже закончиться.

Мы с бразильцем, считающим, что я лучший гринго Сан-Паулу, вышли покурить. Пожалуй, это было не лучшее решение, потому что меня сразу одолели нищие. Я закурил первую, как тут же подошел бородатый типичный бразильский бомж, какими я их себе и представлял до того, как увидеть, и попросил "добить". Я отдал и закурил вторую. Тут же подошел второй бразильский бомж. Третьего я не стал дожидаться, побоявшись, что так смогу получить в этих местах известность и какую-нибудь кличку типа Вечно Дымящего Гринго.

- Почему ты не послал их? - спросил меня мой новоиспеченный бразильский друг.

- Понимаешь, - ответил я - в России тоже есть свои фавелы. В них заправляют люди, которых мы называем гопниками. В общем, в наших фавелах они, как ваши наркодилеры. ("Gopnicks are like your drug dealers, they control Russian favelas", - никогда еще мой английский не выражал так точно мои русские мысли.) Так вот в наших фавелах опасно отказывать в сигаретах, если они у тебя есть.

- Но так ты отдашь им все свои сигареты.

- Каждый несет в этот мир добро по мере своих сил, - ответил я.

Когда игра закончилась (бразильцы не без помощи арбитров и "ростовского" голкипера "гостей" Стипе Плетикосы одолели хорватов 3:1. - Р. А.), начались танцы. Энергия этого праздника растекалась по каждой улице города, заполняя собой широкие проспекты, узкие проулки, просторные площади и задние дворы. Люди самых разных национальностей, цветов кожи, вероисповеданий забывали об этих и других зачем-то придуманных различиях, сбрасывали с себя все маски и видели под ними таких же, как они сами, людей, объединенных общей страстью - страстью к большой игре. Мир сошел с ума в тот день. И мир еще никогда не был так прекрасен в своем безумии.