Всем хорошо известно, чем европейцы недовольны, но никто не знает, что предложить им взамен
Предварительные результаты, однако, будут объявлены лишь после закрытия последнего участка в самой западной стране Евросоюза - Португалии, поздним воскресным вечером.
Нынешние выборы - первые после того, как в 2009 году вступил в силу Лиссабонский договор, определяющий "правила игры" в Евросоюзе и потому иногда не совсем точно называемый европейской Конституцией. Этот документ расширяет права Европарламента, которому ранее принадлежала скорее совещательная и консультативная роль в делах ЕС. Теперь евродепутаты могут оказывать куда более существенное влияние на составление бюджета и разработку ключевых законов и норм союза.
В предстоящие выходные европейцы снова потянутся в избирательные участки, пишет Ефим Фиштейн. Ну, "потянутся", может быть, сказано слишком сильно - скорее, редкие чудаки заглянут, чтобы опустить в урну бюллетень. Выборы в Европейский парламент во всех странах Евросоюза проходят с минимальной активностью. По сравнению с выборами других типов - президентскими, парламентскими, коммунальными - европейские плебисциты отличаются отсутствием к ним гражданского интереса.
Они действительны при любой явке. Оно и понятно: зачем рвать постромки, когда ясно, что при любом раскладе Европарламент ничего судьбоносного не решает. Исполнительную власть он не назначает и от кормила не отстраняет. Реальной политикой, как и распилом бюджета, занимается Еврокомиссия - нечто типа правительства Европы - а та сложена из назначенцев национальных властей. Евросоюз сконструирован так неудачно, что люди с выборными мандатами играют роль высокооплачиваемой обслуги и находятся в подчиненном положении по отношению к тем, кто мандата от граждан не получил, но зато близок к властным структурам.
В Европарламенте нет реального разделения на правящую коалицию и оппозицию, что делает его мертворожденным органом. Как и в российской Госдуме, там нет места для серьезной дискуссии по существу. В кампаниях перед выборами в Европарламент преобладают не общеевропейские, а сугубо местные темы, поэтому в их результатах отражается не отношение граждан к ЕС, а степень недовольства собственным правительством. Поскольку политические циклы в разных странах не совпадают (скажем, в Германии правят христианские демократы, во Франции социалисты, в Великобритании консерваторы, в Польше центристы...), то и протестные настроения избирателей посылают в Страсбург национальные команды, столь пестрые по мировоззренческим посылкам, что выработать единую позицию по какому-либо вопросу, кроме самых общих и бесспорных, они не в состоянии.
Не удивительно, что популярность Евросоюза среди избирателей неуклонно снижается - только за последний межвыборный период она упала с 50 до 30 процентов. Экономический кризис, который поставил на грань банкротства южный фланг Европы, но не обошел стороной и север континента, пока еще официально не преодолен; сохраняются такие его проявления, как высокая государственная задолженность, стагнация, инфляция или, наоборот, стагфляция. Жители европейских стран воспринимают высокие налоги, недостаточный рост доходов, безработицу как личное оскорбление - ведь при вступлении в ЕС политики обещали скорое благосостояние и всесторонний расцвет. Большинство избирателей отождествляют интеграционный процесс в Европе с идеологией бюрократической олигархии, которая присосалась к телу национальных государств и еще диктует собственные порядки. Эксперты сходятся во мнении, что доселе невиданный уровень скептических настроений среди европейцев отразится на результатах этих выборов и существенно изменит состав Европарламента.
Евроскептические и антифедералистские партии по всем опросам должны повысить представительство с 12 до 20 процентов мандатов. Поскольку многие из этих партий крайне правого или крайне левого толка в своей борьбе с евроинтеграцией видят в российском президенте эффективного союзника и готовы поучаствовать в его антизападном крестовом походе в роли полезных идиотов, в России есть немало политтехнологов, которые на полном серьезе рассчитывают на возникновение в Европарламенте мощной агентуры влияния. Но этот расчет может оправдаться с точностью до наоборот: разношерстный право-левый табор противников интеграции до сих пор не выработал и в ближайшем будущем вряд ли выработает по отношению к Евросоюзу альтернативную позитивную программу. Протестовать, как и дружить, можно против чего-то, но не за что-то. Скептики и их партии знают в общих чертах, чем европейцы недовольны, но не имеют понятия, что предложить взамен. Обычно они ограничиваются ругательствами в адрес стандартной политики, но как только вместо восклицательных междометий приходится искать ответ на вопрос "что делать?", становится ясно, что у правых и левых скептиков заготовлены совершенно разные, как правило взаимоисключающие, ответы.
Никто решительно не понимает, как осуществить даже тот пункт повестки дня, по которому мнение антифедералистов совпадает, - радикальное ограничение иммиграции в Европу. Расстреливать чужеземцев с пограничных вышек? Топить в море? Ужесточать законы? Подъем националистических настроений всегда связан с одним любопытным явлением - оказывается, что в отношениях народов с ближайшими соседями конкретных проблем, исторических кривд, территориальных притязаний и споров всегда больше, чем в отношениях с такими надстроечными абстракциями, как Евросоюз. Всегда хочется сначала свести счеты с обидчиками, а потом уже браться за международные институты. А это значит, что, волей случая сведенные воедино, националисты никогда не смогут сформировать дееспособные парламентские фракции, ибо их не связывают никакие универсальные идеи. Что общего, кроме нелюбви к брюссельской бюрократии, у высоколобых профессоров-экономистов из "Альтернативы для Германии" с грузчиками марсельского порта, из чистой ненависти к "понаехавшим" голосующими за Национальный фронт? Что роднит голландских сторонников Геерта Вильдерса, упрекающих Евросоюз в слепой поддержке палестинцев и туповатой критике Израиля за то, что тот есть, с британскими или польскими неонацистами, восхищающимися решимостью Гитлера "мочить евреев в сортире"? Ровным счетом ничего.
Народная мудрость подсказывает, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Для большинства европейцев старомодный ностальгический национализм XIX века не представляется работающей альтернативой к евросоюзным попыткам решить текущие проблемы Старого Света, сколь бы неудачными они ни казались. Только инфантильные авантюристы могут искать союзников в стране, которая демонстративно поворачивается к ним спиной. Россия, как с бессмысленной горделивостью заявляют московские деятели - не Запад.
Украинский кризис и нахрапистость российской политики, вкупе с возможным успехом евроскептических партий на предстоящих выборах, могут произвести - и уже производят - совершенно неожиданный эффект, противоположный ожидаемому. Выстрел может обернуться рикошетом. Большинству европейцев уже ясно, что пацифизм - не вариант. Что распад Европы на соперничающие национальные государства - тоже не вариант. Что американское присутствие на континенте лучше американского отсутствия. Что старые идеологические споры можно отложить на потом, а сейчас надо крепить оборону. Общая угроза объединяет - этого правила никто отменить не в силах.
Радио Свобода
Ефим Фиштейн