"У Украины никогда не было государственности, у хохлов вообще не может быть государственности"

Sunday, 9 March. 2014

Поскольку мы - свидетели исторического случая. Применительно к России мы давно не видели, чтобы язык конфликта быстро превращался в политическое действие, в которое вовлечены миллионы людей. В жизни нашего поколения был Афганистан. Но связь языка и действия там была другой. Было принято военно-политическое решение, просто объявленное населению. Никакого патриотического угара оно не вызывало. Конечно, это объяснялось совсем иным устройством "публичной сферы" при старом режиме. Сейчас у многих из нас, тех, кто знаком с русской публицистикой первых месяцев войны 1914 года, напрашиваются сравнения с сегодняшним днем: выдающиеся русские умы, авторитетные литераторы и философы писали в те дни тексты, которых позже они стыдились. Но это сравнение тоже слишком условное. Потому что в начале ХХ века население империи было еще в массе своей аграрным и объясняло происходящее ("немец напал") на языке, почти не связанном с языком образованных классов. Сегодня ситуация другая: в сетях говорят миллионы. И поэтому язык живет как бы сам собой. В социальных медиа, как гигантские косяки рыб в океане, плывут не люди, не "пользователи", а произносимые ими слова. И вот на наших глазах такой огромный косяк слов поплыл в направлении Украины. И вместе с этим косяком поплыл и политический класс, по своему сознанию ничем не отличимый от рядовых пользователей "ВКонтакте" или Фейсбука.

И одновременно поплыли "объясняющие метафоры". Политический язык, как известно, вообще ближе к той "рациональности", которая содержится в поэтическом строе речи. А Ханна Арендт или Козеллек вообще сказали бы, что метафора лежит в основе рациональности, потому что в метафоре и происходит "прибавление смысла".

Простой пример. В течение двадцати лет различные круги в России употребляли выражение "русскоязычное население" применительно к жителям соседних стран, образовавшихся после распада СССР. Это выражение имело и политическую проекцию, но маргинальную - например, у Конгресса русских общин в 90-е гг. Позже, в нулевые, у него появилась и официальная проекция - "Русский мир". С обновленной концепцией культурной работы за рубежом. В политическом классе этот концепт "русскоговорящие" медленно плыл. Хотя Россия вовсе не "империя", а де-факто такой же обрубок СССР и Восточного блока, как и остальные страны постсоветского пространства, и не более чем "обычная восточноевропейская страна", на территории которой - тоже большие диаспоры ныне свободных государств, "русскоговорящие" за рубежом - в массовом языке социальных медиа, в политической публицистике, в речи представителей политического класса (депутатов, сенаторов) - стали быстро превращаться из граждан (с разным статусом) других государств в аналог "фольксдойче". В политический инструмент новой имперской политики. Судя по сетям, за нулевые годы выросло целое поколение подростков (ныне уже занявших первые начальственные должности), которые ментально уже вообще не видят никакого "суверенитета" у других государств, а "русскоговорящих" считают прямо своими "соотечественниками". Да и сами эти "соотечественники" довольно часто, судя по тому, что они пишут в социальных медиа, восторженно относятся только к политике "суверенной России". Иначе говоря, благодаря сетям довольно быстро сложился какой-то реальный когнитивный "фольксдойче". И вот его существование в 2014 году сделало тему военного вторжения на Украину совершенно по-новому звучащей. Ведь, если вспомнить, еще пять лет назад сценарий "быстрой и победоносной войны с Украиной" встречался только в сочинениях фантастов и выглядел как "вообще абсурдный". Теперь же наличие "фольксдойче" как феномена языка заставляет ранее вполне вменяемых людей писать и говорить о "русском Крыме" не в культурном, а уже в военно-политическом смысле. То есть на языке "аншлюса". На наших глазах в течение нескольких месяцев в русских социальных медиа в направлении Крыма проплыл многомиллионный косяк слов: "У Украины никогда не было государственности". А вслед за ним и косяк: "У хохлов и вообще не может быть государственности". Причем проплыл он уже не в условиях виртуального "троллинга", то есть буллшита, бессубъектной брехни, а в контексте конкретных планов политического и военного вмешательства... Как неожиданно на наших глазах "русскоговорящие" превратились в "фольксдойче" как субъектность. И одновременно как быстро украинцы оказались лишены субъектности! И как быстро эти формы языка овладели умами всего политического класса России!

В начале 2014 года в России мы стали свидетелями движения языка, о котором лишь читали - у Клемперера, у Лидии Гинзбург. Позднесоветский опыт, который застало наше поколение, был совершенно другим. Для нас, как мне кажется, это первый опыт встречи с эпидемическим распространением языка вторжения. Опыт наблюдения за тем, как сомнамбулически целое общество может отступить в когнитивные недра подросткового мышления, утратить черты "совершеннолетия" в кантовском смысле.